При чтении некоторых стихотворений Александра Яшина, известного поэта и прозаика, возникает странное ощущение. Кажется, что ты оказался наедине со стихией, совсем маленький, незаметный человек, и внезапно с почти детским удивлением и, возможно, страхом обнаружил, что лишён способности вместить в себя необъятное. Именно в тот момент, когда необъятное властно заявило о себе и попыталось захватить тебя полностью, подчинить, сделать частью себя, как песчинку. Такое ощущение, к примеру, появляется после стихотворения «Присказки», его последней части, спокойной, величавой и торжественной:

Игольчатая, с блёстками свинца,

Струит Двина просмоленные воды.

Плывут плоты при всякой непогоде –

Им нет конца.

И сказке нет конца.

Она шумит, как в ясный день тайга,

Течёт рекой, то солнечной, то мглистой,

В узорчатых,

То низких, то скалистых,

Травой и мхом расшитых берегах.

Поразительный талант – вот такое свободное дыхание. Читатель необъятное не вмещает, но видит, видит через все слова, смотрит чужими глазами, а поэт не только вмещает, не только способен охватить весь этот простор, всю эту пронзительную и вечную красоту, но и говорит так, словно он сам – природа, её ничем не стеснённый голос.

И нет, не показалось, он и в самом деле такой голос. Сокрушающий. Надчеловеческий. О приближении грозовой тучи (уже не о сказочной реке, неторопливо несущей свои воды) говорит так, что давно случившееся и мимолётное становится зримым. Возможно, такой эффект возникает из-за того, что отчётливо передано ощущение движения времени, постепенность. Нет выхваченного из памяти и явленного читателю образа, а есть эффект соприсутствия («Туча»):

Издалека,

Томясь от слёзной муки,

Играя снежной белизной плеча,

Заламывая молнии,

Как руки,

Тень, будто шаль,

По травам волоча,

Она плыла.

На каждой строчке тянет остановиться, укрупнить её, подёргать ещё раз за струнку (а они и есть – каждая – как струна), подивиться их некой театральности, за счёт которой они уже кажутся больше. А потом удивиться ещё больше, поняв, что без этого «сценического» выхода самой сцены, т. е. простора для основного действия, не возникло бы. Но простор появляется, пространство расширяется, и два слова «она плыла» неумолимо наполняются силой. Именно так туча постепенно становится такой сокрушающей, как и голос, говорящий о ней.

Весь мир припал и замер,

Истосковавшись, ждал:

Придёт гроза.

Глядело жито жёлтыми глазами

В её большие влажные глаза.

Ничто вокруг не вызвало тревоги.

Пред тучей полдень побледнел и смерк,

Вились воронки ветра на дороге,

Несмелые,

И поднимались вверх.

Вдруг раскололо воздух чёрным громом,

И хлынули свистящие клинки.

В полях осталась смятая солома,

В садах продрогших –

Яблонь костяки.

Последние три строчки тоже удивляют. Но удивляют не величием стихии, а простотой. Всё случилось просто, обыденно. Слова лишены избыточности. В них нет воздуха, почти нет эмоций, и отчётливо ощущается равнодушие природы. И в этом нечеловеческом равнодушии особенно щемящи детали – солома и яблоневые костяки. Поэт проступает за три строки лишь раз, в слове «продрогших», ведь это его ощущение, ему зябко от увиденного, от взгляда на смятую солому и лишённые листьев яблони.

Даже странно, насколько сильно может слиться поэт с природой. Но даже став частью целого, человек остаётся сам по себе – с живым, чувствующим сердцем, в котором хватает места не только для понимания торжественного величия природы, некоторого смирения перед ней, но и для нежности к любым её проявлениям. Эта нежность очевидна, к примеру, в стихотворении «После дождя»:

Дождик прошёл по садовой дорожке,

Капли на ветках висят, как серёжки,

Тронешь берёзку – она встрепенётся

И засмеётся,

До слёз засмеётся.

Нежность здесь и в уменьшительно-ласкательных словах, и в повторе, и в парной рифмовке, сближающей не только слова, но и что-то большее, что стоит за словами. Словно все важные детали взяты в горсть и поднесены близко к глазам. И после внимательного изучения к нежности присоединились умиление и любование:

Дождь прошуршал по широкому лугу,

Даже цветы удивились друг другу:

В чашечках листьев, на каждой травинке

По огонёчку,

По серебринке.

В стихотворении «Много есть хорошего на свете» тоже упоминается удивление, но удивляются уже не цветы друг другу, а человек – существованию рощ, полей и лютикового луга, тому, что это – хорошо, мило и дивно. Впрочем, удивление цветов тоже не принадлежит им в полной мере.

Много есть хорошего на свете,

Милого и дивного,

О чём,

Месяцами сидя в кабинете,

Даже вспоминать перестаём.

И чего бы, думается, проще –

А ведь даже удивишься вдруг,

Услыхав, что есть на свете рощи,

И поля, и лютиковый луг,

Самые всамделишные горы,

Берег моря с галькой и песком…

Есть земля сырая, по которой

Люди ходят просто босиком.

А ещё в стихотворениях Александра Яшина есть любовь к родным краям. Стихи, в которых эта искренняя любовь ощущается, полны внутреннего достоинства. И при всей своей нежности голос автора всё равно сохраняет некую надчеловечность. Через обычные слова, голосом поэта продолжает говорить необъятная природа. Она становится чуть ближе и понятнее, она рассыпается на любимые всем сердцем детали, смешивается с рукотворным, гибче становится по отношению к человеку, но остаётся безграничной.

Москва-Вологда

С каждым часом ощутимей север,

Остановки реже,

Гуще лес,

Пахнет смолкой вперемежку с сеном,

И всё больше узнаётся мест.

Торопясь, схожу на полустанке,

Словно на приветный огонёк,

Чтобы взять за рубль у северянки

Влажной клюквы маленький кулёк.

Для меня все ягоды здесь сладки.

И приятно и смешно, что их

Продают в листочках из тетрадки

Иль в обрывках «Жития святых».

Замелькали топкие болота

С голубыми окнами озёр,

Наконец – подъём за поворотом,

И пошёл густой сосновый бор,

Строевой,

В косых лучах по пояс,

Золотом пронизанный насквозь...

Словно к морю вдруг пробился поезд,

Даже небо выше поднялось.

Дома я!

На всё гляжу с любовью,

Радостно от птичьих голосов.

Никакие парки Подмосковья

Не заменят мне моих лесов.

Радуюсь обновам животворным –

Домнам,

Трубам, влитым в синеву,

Плеску волн на море рукотворном,

Лесосекам с грохотом моторным...

И одним всё –

Нежным и просторным,

Добрым словом Вологда зову.

Дома я!

И сердце бьётся с силой.

Мимо, мимо – за верстой верста...

Что кому,

А для меня Россия –

Эти вот родимые места.

Пожалуй, уместно будет завершить всё словами самого автора, очень важными и мудрыми – из рассказа 1965 года «Угощаю рябиной»: «Мне думается, что жизнь заодно с природой, любовное участие в её трудах и преображениях делают человека проще, мягче и добрее».

Рубрику ведёт поэтесса Мария Маркова, сотрудник нашей библиотеки.

Представленные в тексте и другие стихи Александра Яшина можно найти в следующих сборниках из фонда нашей библиотеки:

1.       Яшин, А. Я. Эти вот родимые места : [12+] / Александр Яковлевич Яшин ; [составитель Сергей Юрьевич Баранов]. – Вологда : Учебная литература, 2013.

2.       Яшин, А. Я. Живая вода : стихи / Александр Яшин ; [составление, вступительная статья Нины Яшиной]. – Москва : Русская книга, 2003.

3.       Яшин, А. Я. Босиком по земле : стихи / Александр Яковлевич Яшин. – Москва : Советский писатель, 1965.